Почему Россия может существовать только под властью монархов? → 1 2 3 4 5
Монархические убеждения русского народа →
В день священного коронования →
О некоторых ложных взглядах на русский государственный строй →
(Продолжение)
Монархические убеждения русского народа.
Развитие русского политического самосознания вообще и относительно царской власти в частности, прежде чем оно сказалось в литературе и облеклось в форму более или менее обстоятельных разсуждений и логических выводов о значении и необходимости монархических начал для России, дало себя знать путем народного творчества: в пословицах, песнях, легендах и т. д. Русский народ — монархист до мозга костей своих и уже давно усвоил себе монархические убеждения, забыв удельно-вечевые порядки и удельно-вечевую свободу, сплошь и рядом переходившую в безтолочь и анархию.
Наши революционеры, ходившие в народ, изведали это на опыте. Свои неудачи по части возбуждения мужиков против царской власти они приписывали их неразвитости, совершенно упуская из виду, что дело объяснялось преданностью народа государям и его верой, что России нельзя обойтись без самодержавия. Доказательством сказанного являются прежде всего пословицы о Царе. Будучи порождением народной мудрости и народного миросозерцания, слагавшегося и укреплявшегося веками, они показывают, как смотрит на Царя многомиллионное коренное население России. Сгруппируем их, руководствуясь сборником Даля (Пословицы русского народа, изд. 2-е, 1879 г., главным образом, т. I, стр. 285 — 290).
Называя себя крестьянином, т. е, христианином, русский мужик смотрит на власть с христианской, православной точки зрения. Он видит в царе — властелина, поставленного самим Богом. Отсюда ряд пословиц, сопоставляющих Бога с Царем: „Бог на небе, Царь на земле”; „Один Бог, один Государь”; „Никто против Бога да против Царя”; „Никто как Бог да Государь”; „Все во власти Божией да Государевой”; „Все Божье — да Государево”; „Ведает Бог да Царь” и т. д.
Любя и почитая своих Царей, русский народ смотрит на них с строго христианской точки зрения и не приписывает им никаких сверхчеловеческих свойств. Целый ряд народных пословиц напоминает носителям верховной власти о недостатках и немощах их человеческой природы и о том, что миром управляют не Цари, а Бог. „Не боюсь никого кроме Бога”. „У Бога и живых Царей много”. „Перед Богомвсе равны”. „Перед Богом все холопы”. „Сегодня въ порфире, завтра в могиле”. „Царь и народ — все в землю пойдет”. (Даль, I, стр. 6 и 241, II, стр. 45).
С народной точки зрения, как видно из вышеприведенных пословиц о Боге и Царе, русскому Государю принадлежит власть над всей землей, над всеми народами. „Светит одно солнце на небе, а Царь русский на земле”. Иноземных и иноверных государей народ считает как бы вассальными правителями. Кому не случалось слышать старых солдат, объяснявших наши войны тем, что турок „взбунтовался”, и что Царь приказал „усмирить” его? Такое понимание политических отношений русского Царя к заграничным государствам и монархам отразилось, между прочим, в стихе о Голубиной книге:
У нас Белый Царь — над царями Царь,
И он держит веру крещеную,
Веру крещеную, богомольную;
Стоит за веру христианскую,
За дом Пресвятыя Богородицы;
Все орды ему преклонилися,
Все языцы ему покорилися:
Потому Белый Царь — над царями Царь
По народным понятиям, Россия немыслима без Царя; „Без Бога свет не стоит, без Царя земля не правится”; „Нельзя земле без Царя стоять”; „Нельзя быть земле русской без государя”; „Без Царя — земля вдова”; „Государь — батько, земля — матка”. Если крестьянин хочет сказать, что в том или другом государстве происходит неурядица, он говорит: „У них ни Царя, ни закона”. Где нет Царя, там, по народному воззрению, не может быть и закона, т. е. порядка. Где нет Царя, там не может быть ничего разумного. Отсюда иносказательное употребление слова Царь в пословицах: „У всякого свой царь в голове” и „Свой ум — царь в голове”. О глупых людях народ говорит, что у них „нет царя в голов”. Народ не допускает, чтобы государство могло обойтись без Царя, ибо „Без пастуха овцы — не стадо”. „Где хан (царь), тут и орда” (народ), говорит одна пословица. „Каков хан (царь), такова и орда” (народ), прибавляет другая (Даль, I, 291), указывая на тесную духовную связь монарха с подданными.
Народ потому высоко ставит Царя, что видит в нем избранника, которому Бог уделил часть своей власти над народом. Эта идея сказывается в большинстве пословиц о Царе. „Бог батько, Государь дядько”; „Правда Божья, а воля царская”; „Душой Божьи, а телом Государевы”; „Царь от Бога пристав”.
В качестве „Божеяго пристава”, Царь, по народным представлениям, должен блюсти безопасность страны от внутренних и внешних врагов, управлять народом, творить суд и расправу, водворять между людьми правду. „Царь города бережет”; „Правда Божья, а суд Царев”.
Народ не допускает и мысли, что царская власть может стоять в зависимости от согласия подданных. Он считает ее выше всяких юридических определений и ограничений. „Что Бог, то Бог, свята и воля Царская”. „На все святая воля Царская”. „Воля Царя — закон”. „Царское осуждение безсудно” (или: суду не подлежит). „Не Москва Государю указ, Государь Москве”… Смысл последней пословицы доказывает, что наш крестьянин не понимает и не допускает самодержавия народа, а признает только самодержавие царей. Русский простолюдин смотрит на Царя, как на орудие Промысла, и считает его ответственным только перед Богом. Библейское изречение: „Сердце Царево в руце Божьей” повторяется народом, как пословица. „Царский гнев и милость в руке Божьей”. „Одному Богу Государь ответ держит”.
Царь, по воззрениям народа, должен уклоняться от греховной жизни не только из страха Божия, но и из сострадания к земле. В добром и благочестивом Государе благословляется вся страна; пороки Царя навлекают на нее гнев Божий. „За царское согрешение Бог всю землю казнит, за угодность — милует”. „Коли Царь Бога знает, Бог и Царя, и народ знает”. „Народ согрешит — Царь умолит”. Так смотрит народ на гибельные последствия царских прегрешений. По его воззрениям, они важнее тяжких всенародных грехов. Благоговение, которое чувствует народ к русским Царям, ярко проявляется в последней пословице. Из нее видно, что народ смотрит на Царей, как на своих предстателей и молитвенников перед Богом, и думает, что царская молитва имеет громадное значение для народа, ибо может спасать его от гнева Божия.
С представлением о Царе в народе нераздельно соединяется представление о великом могуществе. „У Бога да у Царя всего много”. „У Царя руки долги”, говорит пословица, намекающая, что злодей и враг Царя не укроются от него. Народ проникнут непоколебимой верой в мудрость и прозорливость Царей. „Царский глаз далече сягает”, гласит пословица, определяющая политическую и правительственную дальнозоркость Царя и желающая сказать, что так как Царь стоит выше всех, то ему все и виднее всех. Такой же смысл имеют пословицы: „Всякая вещь перед Царем не таится”, „Государство на воде не тонет, на огне не горит” и „У Царя колокол по всей России”. Объявляет ли Царь войну, заключает ли мир, вступает ли с кем нибудь в союзные отношения, народ верит, что так и следует поступать: „Государь знает, кто ему друг, кто ему недруг”.
„Где Царь, там к правда”, говорит русский человек и чтит в своем Государе блюстителя и насадителя правды в высшем и широком значении этого слова. Есть пословица: „Богу приятно, а Царю угодно”. (Даль, I, 127). Из нее можно сделать и обратный вывод, что угодное Царю, приятно и Богу. Так, именно, и думает народ, не допускающий, чтобы Царь мог желать или требовать что-нибудь противное воле Божьей.
„На сильного Бог да Государь” (Даль, I, 292). Другими словами: Царь защищает народ от сильных мира сего и является убежищем от их притеснений.
Есть пословицы, определяющие обязанности подданных в отношении к Государю. Главная из этих обязанностей — послушание царской власти. „Царь думает, а народ ведает”, то есть, Царь обсуждает и решает государственные дела, а народ хранит в памяти его повеления, чтобы исполнять их. „Не всяк Царя видит, а всяк за него молит”. Это значит, что русский человек считает, по примеру Церкви, нравственным долгом молиться за Царя. „Царю люди (или: слуги) нужны”, ибо „Царь без слуг, как без рук”, они же должны помнить, что „Царю правда нужна”, и что „Верный слуга Царю всего дороже”. Итак, верность и готовность отстаивать правду составляют долг советников Царя и исполнителей царской воли. „Без правды боярской Царь Бога прогневит”, ибо неумышленно может сделать дурное дело и тем навлечь гнев Божий на себя и на всю землю. Тяжкий грех, следовательно, брали на свою душу те бояре, которые утаивали от Царя правду. Неправ и тот, кто нарушает верность царю под видом благочестия: „Божьи дела проповедуй, а тайну Цареву храни”. Никто из подданных не должен уклоняться от царской службы, и все они служат ему так или иначе: „Где ни жить, одному Царю служить” (Даль, I, 297). Про пустых и безполезных людей народ говорит: „У Бога небо коптит, у Царя земного землю топчет” (Даль, I, 305).
Чтя Царя, народ не предъявляет к нему невозможных требований, прекрасно понимая, что и Царь должен считаться с ограниченностью и недостатками человеческой природы. „До Бога высоко, до Царя далеко”, говорит народ и не требует от Царя, чтобы он входил во все мелочи и устраивал участь каждого из своих подданных. „До неба умом не сягнешь, до Царя рукою”. „Не всяк Царя видит, а всяк его знает”. „Ни солнышку на всех угреть, ни Царю на всех не угодить”. Этими тремя пословицами народ хочет сказать, что Царь не может быть одинаково близок ко всем подданным, ибо он правит всей землей, и что об его распоряжениях не следует судить с точки зрения личных выгод. Сознавая, что царь на всех не может угодить, народ скептически относится к ропоту и неудовольствию тех, которые считают себя задетыми тем или другим указом Государя. Сознавая, что „До Бога высоко, а до царя далеко”, народ верит, что Царь готов придти на помощь каждому из своих подданных, и что он прислушивается к нуждам народа: „Зов великое дело; взывая и Царя дозовешься”; „Коли всем миром воздохнут и до Царя слухи дойдут”. (Даль, I, 274 и 515). Пословица: „Как мир вздохнет, и временщик издохнет” (Даль, I, 515), должна быть также отнесена к числу пословиц, определяющих духовное общение, существующее между царем и народом.
Видя в Царе своего защитника и верховного блюстителя правды, народ не допускает и мысли, что Царь может притеснять своих подданных и быть несправедливым. Будучи недоволен действиями правительства, народ, обыкновенно, слагает всю ответственность на царских слуг и нимало не винит царя. Отсюда более десяти пословиц: „Не от царей угнетение, а от любимцев царских”; „Не царь гнетет народ, а временщик”; „Царские милости в боярское решето сеются”; „Царь гладит, а бояре скребут”; „Жалует Царь, да не жалует псарь”; „Воля Царю, дать ино и псарю”; „Не ведает Царь, что делает псарь”; „Царю гастят, народ напастят”; „Царю из —за тына невидать”. Ту же мысль в иносказательной форме выражает, по толкованию Даля, народ в пословицах: „Ограда выше колокольни”, „Стол (т. е. престол, трон) здоров, да забор плох”. Сетуя иногда на „ограду и забор”, народ не допускает, чтобы царь мог желать зло своим подданным.
Есть очень характерная пословица: „Не бойся царского гонения, бойся царского гонителя”. В этой пословице выражается доверие, с которым народ привык относиться к царю. На царского гонителя, то-есть, на царского врага, он смотрит, как на своего врага, и не будет поддерживать его, не смотря ни на какие обещания. В царском гонителе, расточающем народу заманчивые посулы, русский человек видит данайца, предлагающего опасные дары, и сообразно тому поступают с ним.
Сопоставляя царскую власть с Божьей и сравнивая царя с солнцем и солнышком, народ видит в нем своего отца и прирожденного защитника Церкви. Отсюда выражения: „Государь-Батюшка” и „Надёжа Православный Царь”, свидетельствующие о любовном отношении народа к Царю. Царь должен внушать подданным не только любовь, но также уважение и страх, ибо нельзя управлять государством, опираясь исключительно на привязанность народа, так как в массе населения всегда есть люди, склонные злоупотреблять царской добротою. Вот почему народ говорит без малейшего ропота: „Где Царь, тут и страх”; „Где Царь, тут и гроза”. Народ понимает, что „Грозно, страшно, а без Царя нельзя”. Народ глубоко верит в доброту царя и в его отзывчивость на горе подданных. Вот эти пословицы: „Бог милостив, а Царь жалостлив”; „Богат Бог милостью, а Царь — жалостью”; „Нет больше милосердия, как в сердце царевом”; „Царь помилует, Царь и пожалует”. Русский человек не смел и помыслить об осуждении царского суда и, когда искал высшей справедливости, то восклицал: „Суди меня Бог да Государь!” или „Суди Бог да великий Государь”. Народ привык смотреть на царские милости, как на проявление Божьего благословения: „Милует Бог, а жалует Царь”; „Кого милует Бог, того жалует Царь”; „Бог помилует, а Царь пожалует”; „Бог помилует, так и Царь пожалует”. Твердо веря в царскую справедливость, народ говорит: „Виноватого Бог простит, а правого Царь пожалует”; „За Богом молитва, за Царем служба не пропадают”. Пословица „Правого Царь пожалует” — значит: Царь наградит его. Кого же следует подразумевать в данном случае под правым? Вероятно, невинно осужденных или невинно заподозренных, испытавших всю тягость судейской волокиты.
Замечательна пословица: „Кто Богу не грешен, Царю не виноват.” С народной точки зрения нет ни одного подданного, который мог бы смело и прямо смотреть в глаза своему Государю, ибо все, в большей или меньшей степени, неправы перед ним, ибо все, в большей или меньшей степени, тормозят осуществление его благих стремлений, направленных к водворению правды. Смысл разбираемой пословицы состоит в том, что только те подданные могут считать себя невиноватыми перед Царем, которые сочетали в себе полноту гражданских доблестей с истинно христианской жизнью. В этом взгляде, как и во всех других воззрениях народа на царскую власть, отражается то благоговейное чувство, с каким он к ней относится.
Подводя итог всему тому, что говорится нашими пословицами о царской власти, его можно выразить в двух пословицах, — прекрасно обрисовывающих политические воззрения русского народа: „Русским Богом да Русским Царем святорусская земля стоит” и „Русский народ — царелюбивый”. (Даль I, 405).
О конституционных порядках Западной Европы не могло сложиться в России пословиц по той простой причине, что народ об этих порядках ничего не знал и не знает. Но он составил себе весьма определенный взгляд на „вольности” старинной Польши, одной из ближайших соседок Московского Государства и Российской Империи. К этим „вольностям” русский человек относился с удивлением и с насмешкой. Польский сейм был для него синонимом шума и безтолочи. Говоря о шуме и безтолочи, он прибавлял: „как на польском сейм”. Называя поляка „безначальным” и противополагая свою родину Посполитой Речи, русский человек говорил: „У нас не Польша: есть и больше” (т. е. „У нас есть власть и над боярами, и панами”). Иронизируют над своеволием польской шляхты и, вообще, над польскими порядками, и пословицы: „У нас не в Польше, муж жены больше”; „Что дальше в Польшу, то разбою больше”. Безначалие польских панов и безсилие польских королей казались нашим предкам чем то диким и безсмысленным; они называли поляков безмозглыми. Пословица: „На всю Польшу один комар глузду (мозгу) принес” — доказывает, что „политическая свобода” Посполитой Речи ничего не вызывала в русском человеке, кроме презрения и насмешки (Даль, I, 433 и 434, II, 594).
Такой же взгляд на Царей и на Царскую власть, какой сказывается в пословицах, сказывается в народных песнях и в былинах. Всего яснее это видно в песнях об Иоанне Грозном. Об его жестокостях народ сохранил смутное воспоминание, но удержал в памяти его славу и величие(!) В одной из песене про Грозного (см. Песни, собранные Киреевским, вып. 6, стр. 104), Никита Романович, обращаясь к народу, говорит:
Ино кто хочет за Царя умереть?
Того Господь избавит от грехов,
От грехов, от муки вечныя.
Отмечая в некоторых, немногих песнях необузданный и суровый нрав Грозного, народ сохранил веру в т объяснения, которыми Иоанн оправдывал свои казни, и не сомневается, что оне вызывались борьбою с крамолою (!)
В одной песне (Песни, собр. Киреевским, вып.VI, стр. 67) бояре обращаются к Грозному с такими словами:
Уж не вывести тебе изменушки из Киева,
И не вывести изменушки из Новгорода
Да из матушки, да каменной Москвы!
А тот выведет ту изменушку,
Кто за одним с тобой столом сидит,
За столом сидит да хлеб кушает,
Милый сын твой, Федор Иванович
Последний стих, заметим к слову, проникнут самой нежной любовью к благодушному Федору Ивановичу. Такой любви к Грозному в народных песнях не проявляется, но они насквозь проникнуты почтительным отношением к Иоанну, глубоким уважением к его царственной натуре и к религиозному значению его власти, как Царя православного. Об этом свидетельствует, между прочим, песня о том, как Иоанн Грозный проклял Вологду и протекающую в ней реку, раздраженный тем, что при постройке церкви в этом городе кирпич вывалился из свода и попал ему на голову. В песне „Проклятие Вологде” (Песни, собран. Киреевским, вып. VI, стр. 11), проклятию Грозного придается мистическая, таинственная сила.
От того проклятья Царскаго
Мать сыра земля трехнулася,
И в Насон граде гористоем
Стали блата быть топучия.
Река быстра, славна Вологда,
Стала быть рекой стоячею,
Водою мутною, вонючею,
И покрытая все тиною,
Скверной зеленью, со плесенью.
Из народных песен, посвященных нашим Царям, Императорам и Императрицам, можно составить большую книгу. Все они проникнуты таким же доброжелательством к русским Государям, как старинная величальная песня:
Слава Богу на небе, слава!
Государю нашему на всей земле, — слава!
Чтобы нашему Государю не стареться, — слава!
Его цветному платью не изнашиваться, — слава!
Его добрым коням не изъезживаться, — слава!
Его верным слугам не измениваться, — слава!
Вился, вился ярый хмель, — слава!
Около тычинки серебряныя, — слава!
Так вились бы князья и бояре, — слава!
Около Царя православнаго. — Слава!
Восьмой выпуск „Песен, собранных П. В. Киреевским, изданный в 1878 году, в Москве, П. А. Безсоновым, доказал, что народ с великим уважением и признательностью относится и к Петру Великому, преобразовательная деятельность которого требовала стольких жертв от населения страны. Характеризуя взгляд народа на личность и деятельность Петра Великого, Я. Грот говорит:
„Пробужденный внешнею силой, вызванный к чрезвычайным напряжениям, народ хотя иногда и роптал, но смотрел на своего энергического Царя с изумлением и любовью, и как-бы безсознательно чувствовал великое значение наступившего времени.
„Несмотря на многие новые налоги, на тяжкие повинности и изнурительные работы, которым подвергся народ, он сочувственно пел подвиги безпримерного Государя и Его сподвижников. Вера в заботливость его о народе выражается, напр., в одной из песен о правеже, в которой, после описания, как „били доброго молодца на жемчужном перекресточке во морозы, во крещенские, во два прутишка железные”, вдруг является сам Государь и спрашивает:
„Вы за что добротнаго казните,
Бьете, казните казнью смертною?”
…Вымысел, показывающий, как ценил народ, что Петр входил во все нужды его, не чуждаясь общения с людьми всех состояний.
„В другой песне, Петр, „свет наш батюшка, первый Император”, едет в Сенат:
Под ним лошади вороныя,
На самом на нем платье черно,
Платье черное да все кручинно.
„Отчего же он в трауре? Приехав в Сенат, онъпишет куда-то в чужую землю объявление войны. Здесь опять кроется та же мысль об участии Петра в судьбе подданных: он готовится к войне, но заранее скорбит о народе и облекается в траур”. („Петр Великий, как просветитель России”, стр. 43).
„Народ не только не поминает лихом Петра Великого, но еще идеализирует его на свой лад”.
Кончина преобразователя произвела такое-же потрясающее впечатление на народ, как и на людей, сознательно относившихся к необходимости реформы. Особенно трогателен плач солдата над гробницею Петра.
Ах, ты, батюшка, светел месяц!
Что-ты светишь не по старому,
Не по старому, не по прежнему,
Закрываешься тучей черною?
Что у нас было на святой Руси,
В Петербурге, в славном городе,
Во соборе Петропавловском,
Что у праваго у крылоса,
И гробницы государевой,
Молодой солдат на часах стоял.
Стоючи он призадумался,
Призадумавшись, он плакать стал,
И он плачет — что река льется,
Возрыдает — что ручьи текут.
Возрыдаючи, он вымолвил:
Ах, ты, матушка, сыра земля,
Разступись ты на все стороны,
Ты раскройся, гробова доска,
Развернися ты, золота парча,
И ты встань — проснись, православный Царь,
Посмотри на всю армию:
Что все полки во строю стоят,
И все полковнички при своих полках,
Подполковнички на своих местах,
Все маиорушки на добрых конях,
Капитаны перед ротами,
Офицеры перед взводами,
А прапорщики под знаменами, —
Дожидают они полковничка,
Что полковничка Преображенскаго,
Капитана бомбардирскаго”.
Горько оплакал народ и смерть Екатерины II. В девятом выпуске „Песен, собранных Киреевским”, напечатана следующая песня:
Как во славном было городе:
В Петропавловской славной крепости,
Засажены добры молодцы,
Засажены — думу думали:
Думу думали, слезно плакали,
Во слезах они речь говорили:
„Подымитеся, ветры буйные,
Ветры буйные, полунощные,
Вы раздуйте мать сыру землю,
Разнесите вы желты пески,
Желты пески, мелки камушки:
Раскройся ты, гробова доска,
Распахнись, золота парча;
Уж встань — проснись, наша матушка,
Ты Российская государыня,
Катерина Алексеевна!
Посмотри-ка на свои полки,
На любезной-то полк Семеновской,
На Семеновской, на Конную Гвардию!
Как у нас в полках не по прежнему:
Караулы стали частые,
Перемены стали редкия,
А начальство пошло строгое!”
Песни о Царях слагаются народом и в наши времена. В № 271 „Петербургских Ведомостей” 1898 года г. Е. Марков обнародовал песню о мученической кончине Императора Александра II, распеваемую, между прочим, на „радениях” некоторых сектантов, и записанную с их слов:
Как всплакалась Россеюшка по Белом по Царе,
Всплакаласъ, сколебалась,
Питер, Москва вся смешалась
Наш батюшка, Белый Царь,
Скончал во Свой сан
Господь блюл Его до время
…………..
День и ночь они следили,
Царю жизнь прекратили
…………….
Наш батюшка, Белый Царь,
Александъ Государь,
За Своих верных детей
Стоял Он среди сетей
…………….
Он во царском во дворце
Сказал слово при конце
Он потребовал Синод
И весь Царский Божий род
…………….
Кровь и слезы он пролил,
Александра благословил
„Вот Вам скипетр и венец,
Весь царский мой дворец,
Моя шпага и корона,
Мне прискорбная дорога
Еще лента голубая
И печать моя златая,
Изволь право управлять
Моих верных соблюдать”
……………
Господь душу принимал,
За ней ангелов всылал
За ней ангелы слетали
С семигранными мечами.
и т. д.
(См. также Псню на кончину Императора Александра II, записанную в Области Войска Донского, со слов одного слепого — лирника, в июньской книжк „Русской Старины” 1900 г.)
Приводя эту песню, г. Марков замечает, что у наших сектантов народная душа осталась верною себе в отношениях к Царю. Было время, когда наши политические агитаторы возлагали большие надежды на старообрядцев и раскольников. Оказалось, однако, что и раскольники отличаются такою же преданностью монархическим началам, как и другие русские люди, не утратившие своего национального нравственного облика. В этом убедился Герцен, в этом убедился и Кельсиев.
До сих пор мы говорили о монархических убеждениях великороссов. Не нужно думать, однако, что другие племена, составляющие разновидности русской народности, не проникнуты преданностью к царской власти. И в малороссийских песнях, например, эта преданность выражается совершенно определенно, хотя малороссы, долго жившие особняком от Московского государства и никогда не стоявшие так близко к русским царям, как великороссы, не могли сложить о царях и о царской власти столько песен, сколько сложилось их в северных и центральных областях России. Некоторые историки изображают Екатерину II злою мачихою для Украины, а между тем у черноморских казаков распевается вот какая песня про императрицу, уничтожившую Запорожскую Сечь.
Годи вже нам журытыся, — пора перестаты
Заслужилы вид Царыци — за службу заплаты,
Дала хлиб, силь и грамоты за вирной службы.
От теперь мы, мылы братья, забудемо нужды!
В Тамане жыть, вирно служыть, — граныцю держаты,
Рыбу ловить, горылку пыть, — ще й будем богаты,
Та вже можно женытыся — и хлиба робыты,
А хто итыме из невирных, — як ворога быты,
Слава-ж Богу, та Царыци, — а покой Гетману
Подякуемо Царыци, — помолымось Богу,
Що вона нам показала — на Кубань дорогу.
(См. „Старосветский бандурист” Закревскаго).
М. Драгоманов издал в 1881 году в Женеве целую книгу с целью доказать, будто в Малороссии, в массах населения, происходит социально-политическое брожение, которым могут воспользоваться в своих интересах наши революционеры. Книга, о которой мы говорим, носит название: „Нови украински писни про граматскы справы”. Драгоманову очень хотелось доказать, что взгляд малороссов на царя имеет мало общего со взглядом великоросса, но „нови украински писни”, которые он приводит, доказывают совершенно противоположное. Въ некоторых из этих песен идет речь об Императоре Александре II и об освобождении крестьян.
На многия лита нашему цареви,
Що зробыв увольненья нашему краеви!
На многия лита ще й нашии царевни,
Що нас поривняла з панами наривни.
На многия лита нашей царыци,
Що не ходят на панщыну нашы молодыци!
На многия лита щей царевымъ дитям,
Що позволылы добрым людям в корчми посылиты.
Ой, будем зароблять, на Боже даваты.
…………………………
Нихто ж теперь мужика, нихто ж не забудет.
……………………..
……………………..
……………………..
Помолытця, люды, Богу до святой матки,
Подарував царь панщиноньку, подаруе й податки,
Помолытця, молодыцы, до святой фыгуры,
Що подарував вам царь яйца матки куры.
Ой, подружылысь паны зъ хлопамы:
Слава царевы ридному, слава!
Александр Вторый в нас в серцях буде,
Дии его святых Бог не забуде;
Александр Вторый в нас в серцях буде —
Для него з любовью кров наша й груды.
Нема свята, ни недили — а голосить в церкви дзвин,
Мыло гуде в опивночы, всих сзывае в Божий дим.
Кажут есть щось вид царя
Чи не крыкнем ему: ура!
Дзвин гуде про нашу мылу долю, прийшов царский манифес
Молимося за царя.
И вси крыкнем ему: ура!
Народные песни, былины, пословицы, сказки и легенды о русских царях и о царской власти могут дать обильный материал для обширной монографии о политических инстинктах и воззрениях русского народа. Ее отсутствие составляет заметный и существенный пробел в нашей ученой литературе. Монография, о которой мы говорим, если бы она была написана с талантом и знанием дела, разсеяла бы целый ряд иллюзий и миражей, которыми тешат себя наши политические скитальцы, считающие возможным переделать русский государственный строй по французскому, или по английскому образцу, по образцу Швейцарской республики или Северо-Американских Соединенных Штатов.
(329)